Бразильская система обучения.

(Рефлексивное осмысление последствий методологического мышления.)

(Методология в шутках)

(Краткое дидактическое пособие по изучению синтаксиса русского языка.)

(Двадцать дней вместе)

многомудрым и терпеливым женам
Свете, Наташе, Лене

***

Владимир Сергеевич Тулупов скучающим взглядом с крыльца нашего корпуса осматривает небогатые в эстетическом плане окрестности пионерского лагеря. Раннее солнечное и одновременно Субботнее утро, к сожалению, не предвещает никаких занимательных перспектив для интеллектуального отдыха.  Владимир смачно и с хрустом потягивается, зевает, и, не успев закрыть рот, через мушку своего носа выцеливает меня. Рот с хрустом захлопывается, Тулупов подбирается, глаза вспыхивают, озаренные внутренними мыслительными процессами.  Попался! Я попался! Спрятаться негде, и я делаю вид, что страшно занят и Владимира Сергеевича не заметил. Поздно!

—  Радик Азгамович, а подойдите, пожалуйста, ко мне. — Во влип!

— Радик Азгамович, — вальяжно почесываясь и небрежно стряхивая пепел с закуренной сигареты, — ради Бога, прошу меня извинить за некоторую навязчивость, но мною в последнее время были замечены некоторые пробелы, я бы сказал, — "зияющие ямы", выразиться точнее мне, к сожалению, не позволяет приличное воспитание; итак, назовем это вопиющее безобразие  пробелами в вашем знании такого важного, в методологическом аспекте предмета, как ФИЗИКА! Я уж не говорю о множественных пробелах в вашем воспитании, которые так многочисленны, глубоки и запущены, что, боюсь, уже не подлежат никакому восстановлению. (Подумаешь — не поздоровался!). Не кажется ли Вам, что из уважения хотя бы к великим  интеллектуалам науки, каковыми можно, без всякой ложной скромности,  назвать Ньютона,  Эйнштейна и Бора, не говоря уж о таланте, стоящего перед вами человека, гений которого уже давно очевиден для всех окружающих за одним досадным исключением, чьё имя, опять же в силу своей интеллигентности, я не могу произнести вслух даже в вашем, Радик Азгамович, присутствии, чтобы, как Вы сами, надеюсь, понимаете, не оскорбить этого осла, хотя как ваш коллега, могу Вам искренне признаться, что этот человек — Вы!   (Интересно, как он выпутается?). Так вот, паразит, не кажется ли тебе, что из уважения ко всем перечисленным мною людям и в целях укрепления Вашего методологического профессионализма, хотя мне совершенно непонятно, как такой ущербный в интеллектуальном плане человек, как Вы, может претендовать на гордое звание методолога, что эти пробелы, я бы сказал: "черные дыры", надо срочно ликвидировать под моим чутким руководством?

Сигарета за время этого риторического вопроса успела догореть, и Вовка дрожащими руками прикуривает новую. Руки дрожат от нетерпения. (А вы о чем подумали?)

И что я, по–вашему, должен был ответить? Будем веселиться. И я, изобразив прилив страстного почтения, бодро рявкнул:

— Отнюдь! — Вовка удивленно уставился на меня, и я моментально добавил.  — Горю желанием!

Вовка, радостно потерев руки, величественно приказал: — Следуйте за мной.

— Так вот, продолжаем разговор. Методологическое мышление, как известно даже бразильским ежикам, осуществляет связку между теорией и практикой, и, как должно быть очевидно для вас, не говоря уж о бразильских ежиках, главенствующую роль в  данной связке играет именно теоретическое мышление. Хотел бы напомнить вам, что теоретическое мышление осуществляется в понятиях, а посему введем первое теоретическое различение — Гуманитарных и Естественных наук. Сейчас я покажу Вам, Радик, сущностное отличие методов гуманитарных наук, которые и науками–то называются по какому то странному историческому казусу, от методов естественных наук, каковой в точном смысле этого слова можно назвать безусловно только ФИЗИКУ. Кстати, какой вывод можно сделать из данного мною силлогизма?

- Физика – это наука! Всё остальноё от лукавого!

- "Всё остальное собирание марок", но в целом правильно,  молодой человек! Надо заметить, что первичное понимание у вас присутствует, таким образом, у вас несомненно есть, э–э–э… некоторый шанс, но так как ваше понимание ближе к эмпирическому и весьма далеко от собственно теоретического, мы не будем строить дефиниции, а воспользуемся самым простым методом введения понятий, т.е. от примера,  причем для облегчения задачи вашего восприятия пример мы сделаем наглядным, или воспользуемся известной всем педагогам бразильской системой обучения. Бразильская система личной заинтересованности в результатах обучения наиболее адекватна в вашем запущенном случае. Вам в целом понятно, о чем я говорю? (А–то! Бить будут.)

- Итак, продолжим! Одним из важнейших столпов современной физики, а значит и собственно настоящей науки, кроме всего прочего является понятие эксперимента, каковой, если у тебя еще не отрубилась память, может быть мысленным и натурным. Вы ещё успеваете следить за глубиной моей мысли? (Пытаюсь.) Надо сказать, что некоторые гуманитарные науки уже осознали важность эксперимента в системе научного, т.е. теоретического,  знания как средства подтверждения или опровержения смелых научных гипотез, но! Но они все ещё далеки не только от народа, но и собственно от методологии экспериментальной деятельности, эту далекость невозможно измерить в единицах измерения совершенной системы Си и мне придется воспользоваться близким для Вас способом убогого образного сравнения — между нами, учеными, и ими – гуманитариями – лежит пропасть, как между Вами, Радик Азгамович, и Папой Римским. Хотя, конечно, бедность художественного языка, в отличие от богатого языка теорфизики,  не позволяет передать всей глубины этой пропасти.  Вам придется пока поверить мне на слово — это бездна. ("Открылась бездна — звезд полна, звездам числа нет, бездне дна...".) Вам понятно? (Абгдемахт!) Я уж не говорю о другой части так называемых гуманитарных наук, которые по–прежнему вопят о какой то мифической ценностной и методологической специфике гуманитарных дисциплин.

- О чем это я? Ах да! Так вот, сейчас мы проведем с Вами смелый научный, я хотел бы подчеркнуть это, научный натурный эксперимент по сравнению эффективности методов науки и гуманитарных дисциплин. И тем самым докажем абсолютную беспомощность так называемого гуманитарного знания и его методов. (Точно бить будут!)

- А почему эксперимент не мысленный? Ведь сначала положено мысленный? Галилей утверждал.

- Мысленный эксперимент проводить бессмысленно, так как результат его очевиден любому здравомыслящему человеку даже без зачатков теормышления, в наличии которых у вас я уже начинаю сомневаться. — И Вовка строго посмотрел на меня.

- Нет! Я тоже не вижу никакой необходимости в мысленном эксперименте, очевидно, пора переходить к натурному, но хотелось бы ознакомиться с условиями задачи.

- Вот! — Радостно заорал Вовка. — Вот, это Ваше утверждение, мелкоуважаемый мной Радик Азгамович, выдает Вас с головой, я бы точнее выразился: с потрохами. Оно выдает вашу вопиющую безграмотность не только в вопросах науки, но и в вопросах так называемого философского знания. Давно уже пора усвоить, что современная философия  стоит на псевдонаучных позициях постмодернизма, а не на позициях уважаемого классического рационализма, а раз так, в проведении эксперимента не требуется никакой постановки задачи, необходим поток «свободного сознания». Лупи,  куда хочешь, в переводе на ваш бытовой язык. Понятно? (Да вроде бы...)

Вовка, отклоняемый воздействием неизвестного мне биополя, начал плавно изменять траекторию нашего движения в сторону комнаты Каменских. Это изменение вызывало у меня смутное ощущение тревоги, но так как – по определению Вовки –смутное ощущение относится к иррациональной чуши, не достойной рационально мыслящего человека, я двинулся за ним.

Как–то странно изогнувшись, Вовка  подобострастно постучал в дверь семьи Каменских. Из–за двери донеслось невнятное бурчание. Видимо истолковав это как приглашение войти, Вовка, широко распахнув дверь, сделал приглашающий жест, пропуская меня вперед. (А, чтоб мне тогда догадаться!)

На двух отдельно стоящих металлических кроватях сладко посапывала семья Каменских — Роман и Наташа. Удачно спровадив младших детей на Усть–Качкинский пляж, они решили выспаться в выходной день. Не здесь–то было.

— Гляди, как это делается, — возвестил Вовка из–за моей спины и сладким голосом пропел: —  Наташа, Рома, вставайте.  Завтракать пора. — В ответ раздалось...

— М–мм–мм–мммм! М! — И еще какое–то причмокивание, что было мной переведено с языка сонного на язык человеческий примерно так: "Ребята, вы совсем очумели? Вчера же вместе до 4 утра резались в преф, дайте же поспать, звери немытые!"

— Вот! А я что говорил. Первая часть эксперимента завершена! Как известно любому дебилу, закончившему политех, для поднятия лежащего тела необходимо приложить к нему силу. И что показал этот смелый научный эксперимент, проведенный мной? (А действительно, что?)

— А он показал, что так называемая сила слова, проповедуемая так называемой гуманитарной наукой — это миф, это блеф, это антинаучная выдумка, никак не подтверждающаяся многочисленными, проводимыми мной и тобой в течение этой смены экспериментами. Где эта сила слова? Где, я вас спрашиваю? Где результаты ее работы? Где? Как вы изволите видеть, Роман Геннадьевич остались на месте в абсолютно горизонтальном положении, а значит — нет никакой силы слова. Нет! — Вовка обвиняюще потряс руками в направлении неба и выжидающе посмотрел на меня. (Ну–у–у.) ­ Я уж не говорю, о какой–то там бесплотной силе духа и свободе воли, ключевых понятиях, исповедуемых некоторыми идеалистами. — Вовка сделал широкий ленинский жест в сторону умиротворенной пока семьи Каменских:  — Пустоту этих понятий Вы можете лицезреть невооруженным взглядом каждое утро простым методом наблюдения, даже не проводя никаких смелых экспериментов. И что вы можете возразить на предъявленные мной аргументы? (...)

Наташа с любопытством оторвала голову от подушки.

- А теперь, Радик Азгамович, ответьте мне на вопрос: "Что должен делать исследователь, когда его гипотеза не подтвердилась смелым научным экспериментом?"

- Изменить гипотезу? — робко попробовал я. Уж очень смелый эксперимент мы затеяли. — Поднять семью Каменских в 9.00 в субботу, после преферанса невозможно, даже на завтрак (тем более на завтрак). Это противоречит законам природы.

- Безусловно, гуманитарные и гуманистические методы себя исчерпали, что наконец–то стало очевидно и Вам, но зачем же так спешить с выводами? Попробуйте еще раз.

- Изменить методы исследования! — обречено выдавил я.

- Вот, устами Вашими наконец–то глаголет истина! Теперь, когда всем уже очевидна полная, я бы сказал, оглушительная методологическая беспомощность так называемых гуманитарных методов исследования в таком примитивном вопросе, как утренний подъём семьи Каменских, мы можем перейти к использованию для решения этой элементарной задачи истинно научных методов физики. Я предлагаю Вам восстановить Ваши методологические пробелы путем смелого, я хотел бы подчеркнуть это слово специально для вас, смелого физического эксперимента, проведенного вами под моим чутким интеллектуальным руководством. (Будут бить, и, возможно, ногами.)

- А почему Я?

- Ну, а как же Вы хотели, дорогой Вы мой человек? Вы же должны понимать, что настоящий научный поиск – это всегда  колоссальный риск для экспериментатора, и каждый человек, желающий быть ученым, должен быть к нему готов! Кстати, Вы обратили внимание на мою смелость в проведении несвойственного мне гуманитарного эксперимента? Какой порыв! Какой напор! Неужели Вы думаете, что эксперимент в физике – это менее опасно? А моя смелость в соблюдении норм научной этики? Честность и ещё раз честность, вот что должно быть девизом настоящего буфетчика, простите, ученого! Ученый не должен бояться неудач и должен, просто обязан, честно признавать их перед научной общественностью. В науке отрицательный результат – это тоже результат. Не работают гуманитарные методы, так и скажи! Хотя для признания такого факта необходимы гражданское мужество и научная зрелость, я бы даже уточнил — смелость. Смелее, батенька мой, смелее! Волноваться не надо, вы осуществляете работу под руководством представителя настоящей школы физиков. Мы сделаем из Вас человека. Давайте восстановим понятийный аппарат. Что необходимо сделать?

- Поставить задачу исследования.

- Ставлю. Необходимо выяснить: возможен ли подъем  Романа Геннадьевича Каменского с постели?

- А почему не Наташи? — Вспомнив, сколько весит Рома, я с удовольствием глянул на улыбающуюся Наташу. Перехватив мой взгляд, Вовка покровительственно похлопал меня по плечу и веско произнес:

- Ну, во–первых, настоящий ученый не должен искать легких путей в науке; во–вторых, в науке особенно важен выбор объекта и предмета исследования. Вы же понимаете, что я не могу проводить эксперименты над лучшей подругой моей жены, в условиях, когда жена еще не освоила весь спектр кулинарных рецептов, которыми владеет Наташа (Наташа нахмурилась), горячо уважаемая и нежно любимая мной. (Наташа улыбнулась. Не открывая глаз, нахмурился Роман.) Полагаю, хватит отлынивать, пора приступать. 

Наташа, подбив подушку, чтобы было виднее, устроилась поудобней.

- Необходимо определить Объект и Предмет исследования. — Пробубнил Я.

- Валяй! — Поощрил Тулупов.

- На том основании, что объект всегда больше  предмета, делаю вывод: объект исследования Роман Геннадьевич, потому что он явно больше кровати.

- Смело, неожиданно, оригинально, но правильно. Крой дальше. — Вовка, задумчиво потирая подбородок, направился к Ромкиной постели. —  Итак, что мы тут наблюдаем?

- Не что, а кто? Роман Геннадьевич  Каменский.

- Вот и в очередной раз Вы продемонстрировали полное отсутствие теоретического мышления, осуществляемого, как известно даже гуманитарным баранам..., гм, в общем, осуществляемого в понятиях. Запомните, друг Вы мой ситный, хотя, как Вам должно быть известно, гусь свинье не товарищ, так вот, нет такого понятия "Роман Геннадьевич" в физике! В физике есть понятие "тело"! Попробуйте составить качественную модель наблюдаемого явления. Итак, еще раз, что мы наблюдаем?

- Тело. (Роман поморщился и открыл правый глаз).

- Какими существенными свойствами обладает наблюдаемое тело с точки зрения поставленной мною задачи смелого физического эксперимента?

- Массой.

- Я сказал смелого!

- Массой и кулаками.

- Уже лучше, что дальше?

- Я предлагаю поставить смелый Мысленный эксперимент. Тело обладает массой около 130 кг, что составляет в условиях силы тяжести Земли 1300 ньютонов и кулаками массой 3 кг каждый, что, учитывая богатое спортивное прошлое Романа Геннадьевича, позволяет ему создать  с их помощью на любой выбранной им поверхности давление более 5000 паскалей, чего не выдержит ни моя шея, ни, тем более, твоя. (Роман, выпростав гигантскую пятерню из–под простыни, демонстративно поиграл пальцами.) Вывод: тело не подъемно. (Рома удовлетворенно закрыл правый глаз и зевнул.)

- Вот видите, бесценный вы наш Радик Азгамович, как все–таки слаба ваша методологическая база, вы уже и расписались в собственном бессилии. Могу точно сказать, что вы еще не научились строить качественные модели. А теперь смотрите, как умеют моделировать настоящие физики. Во–первых, кулаками на первой стадии эксперимента можно пренебречь, как величиной не существенной, ему не дотянуться (Роман подозрительно открыл правый глаз), а вот если первая часть эксперимента, может быть, удастся,  качественную модель тела необходимо будет расширить (Рома блаженно закрыл глаз). А посему —идите–ка вы, Радик Азгамович, к окну.

Я опасливо прокрался к окошку между двумя кроватями, провожаемый, с одной стороны, предупреждающим одноглазым взглядом Ромы, а с другой поощряющим и радостным – Наташи. Встав за спинкой Ромкиной кровати, я оказался отрезан от спасительной двери постелью Ромы.

— Теперь, во–вторых, если бы не физики так бы вы и остались, Радик Азгамович, обезьяной.  Вы забыли основные понятия механики: понятие рычага (Рома открыл оба глаза), имеющего плечо, и понятие точки приложения сил, при правильном выборе которой в принципе можно перевернуть и Землю, как верно подметил еще Архимед. (Рома напрягся под одеялом). Так как создание качественной модели завершено, мысленный эксперимент и в первой и второй части можно считать законченным,  предлагаю перейти к натурному эксперименту, пока не поздно!

Далее все развивалось со скоростью цепной ядерной реакции, как мне тогда казалось, абсолютно не управляемой. И примерно с тем же звуковым эффектом.

Вовка схватил Ромкину кровать за спинку и начал стремительно поворачивать её через ножки, используя спинку как рычаг. Наташа хихикнула: — Осторожно ребята. Роман, охнув, успел схватиться руками за кроватную сетку.

Вовка заорал:

—  Смотри на руки! На руки смотри!

Какие руки? Какие руки!? Кровать неожиданно начала поворачиваться. Может, мы исследуем не подъемные, а летные качества Романа Геннадьевича, в условиях земной силы тяжести? Или повторяем опыт Ньютона с яблоком? Так Роман Геннадьевич по массе ближе к медведю, чем к яблоку. И насчет его одушевленности и неодушевленности мы, кажется, поспешили. Вряд ли он, как ньютоново яблоко, равнодушно отнесется к своему падению. Проведя эти простейшие размышления, я испуганно заорал в ответ:

—  В другую сторону крути! Он к стене упадет. Я убежать смогу!

Вовка, кряхтя, рявкнул:

— Дурак, так тебя Наташка схватит, а этак тебя кровать от них обоих прикроет.

Ромка мягко шлепнулся на пол рядом с кроватью жены. Звук неожиданно оказался глухим и душевным. Второй неожиданностью для меня оказалось то, что он продолжал лежать неподвижно, как будто не заметив качественного изменения ситуации. Я вопросительно уставился на Вовку, – эксперимент потерпел сокрушительную неудачу? Вовка вопил уже от комнатной двери:

- Качественную модель уточняй. Пол холодный, либо через 30 секунд он сам встанет, либо...

- Ромочка, не лежи на полу – простынешь... — Наташа, свесившись с кровати, ласково смотрела на Рому. — Тебе ещё в Турцию ехать.

В результате Ромка не стал ждать 30 секунд, он попытался схватить меня через опрокинутую кровать руками. Руками профессионального гребца, длинными, как весла. Вовка орал уже из холла:

- Радик, физика из тебя не получилось. Будем готовить из тебя стаера по бегу с препятствиями. По "бразильской системе". Ответила Наташка:

- Тулупов – гад! Ты зачем моего мужа уронил?

- А зачем он меня ночью разбудил и в преферанс играть заставил.

- Так это ж ты меня ночью поднял, вон Радик свидетель.

- Ромка меня, я тебя. Поэтому эксперимент над ним, а не над тобой! Будет знать, как физиков трогать.

Во время этого диалога я молча и с разбега преодолевал препятствия по бразильской системе. Сначала Ромкины руки, потом ножки кровати, потом глебушкины игрушки, потом стул, потом стол. Вырвавшись в холл, не сбавляя скорости, промчался мимо вещающего Тулупова и на всякий случай остановился только у выходной двери из корпуса.

Тулупов подходил, не торопясь, отряхивая с рук невидимые простому  смертному пылинки.

- И вот опять, Радик Азгамович, Вы поторопились с выводами (Какие выводы? Какие выводы?!  Я еще в себя прийти не успел и оттирал холодный пот со лба.) Сразу видна точность русской пословицы "Дурная голова ногам покоя не даёт". Есть такое понятие, как «границы эксперимента». Неужели не ясно, что границами проведенного нами эксперимента являются предыдущие двери, а не эти? (???)  Ну это же очевидно даже мексиканскому тушканчику, не говоря уж о бразильской шиншилле. Границы гнева Романа Геннадьевича пока, подчеркиваю это слово, пока распространяются только на его комнату и не выходят в пределы этого холла. Или вы считаете, что глубоко–воспитанный и весьма интеллигентный Роман Геннадьевич может появиться в общественном месте без штанов? Так что у нас есть ещё минут пять, а посему предлагаю подбить результаты смелого научного эксперимента в беседке.

Мы сидим в беседке, подбивая результаты смелого научного эксперимента.

- Итак. В виду складывающихся обстоятельств, буду краток. Подведем итоги. Теперь на своих ногах и на моем примере вы могли усвоить устрашающее преимущество физического мышления над гуманитарным для решения методологических задач и преимущество бразильского метода над гуманистическим методом для решения задач педагогических и т.д. — Вовка затушил сигарету, перебрался через лавочку и небрежно оперся на беседочный столб, устремив задумчивый и мечтательный взгляд в недалекие лагерные перспективы за моей спиной.

- К тому же, в виду ограниченности времени, нами не изучен ряд научных понятий. Например: понятие следствий из доказанной гипотезы, называемых почему–то гуманитариями, последствиями. А также, как честный ученый, я должен признать, что в гуманитарных дисциплинах есть ряд не совсем бесполезных понятий, например, понятие рефлексии. Но так как эти понятия являются менее существенными и не требуют в изложении мощи физического аппарата и использования очень дорогого времени кандидата физмат наук, я думаю, Вы сможете подчистить эти мелочи и изучить данные понятия с крупным представителем гуманитарной науки Романом Геннадьевичем Каменским.

Я выдержал ровно полторы секунды и резко оглянулся.

На крыльце нашего корпуса стоял очень КРУПНЫЙ представитель гуманитарной науки, кандидат педагогических наук Роман Геннадьевич Каменский. Взгляд его был задумчив и мечтателен,  видимо, он тоже проводил смелый мысленный эксперимент, оценивая массу и дистанцию до наших с Тулуповым тел. Об экспериментальных задачах, поставленных им, можно было догадаться по его рукам. Правой рукой, держащей вафельное полотенце, он небрежно хлопал по левой. И весом и размерами  левая ладонь напоминала сковородку «тефаль», а правая, сжатая в кулак – арбуз. Встреча с любой из них грозила тяжелыми гуманитарными последствиями, граничащими с гуманитарной катастрофой.  Весь вид Ромы точно указывал на то, что гуманитариям совсем не чужда способность к моделированию и мысленному эксперименту.

Мысленный эксперимент осуществлялся в трёх головах и в ближайшее время должен был перерасти в натурный. Оценив свою массу, дистанцию и выгодное положение Тулупова, я решил прервать его первым.

Не поворачивая головы к Вовке, чтобы не выдать себя, я с места перепрыгнул скамейку и сразу сделал его метров на пятнадцать по направлению к умывальнику.

Умывальник быстро приближался, а во след мне несся Вовкин голос:

— Радик, сегодня вечером будем учиться играть в волейбол. По бразильской системе. Ты в команде Романа Геннадьевича.

Под ногами мелькали разноцветные искры росы, в ушах раздавался радостный щебет птиц. Дышалось хорошо и легко.

Утро разворачивалось в полдень, Суббота неотвратимо надвигалась, обещая праздничное веселье, как хороший бразильский карнавал.

***

P.S. Вечером после волейбола и душа Тулупов продолжил работу: «И вот снова Вы поспешили, Радик Азгамович, надо ведь понимать существенные ограничения гуманитарного мышления! Зачем бежал? Это только у Физиков натурный эксперимент  – норма жизни и критерий истины, а большинство гуманитариев ограничиваются мысленным экспериментом. В этом–то вся соль. И пока ты не съешь её пуда два, так ты и не станешь человеком!»

***

P.P.S

— Радик, ну нельзя же быть таким доверчивым. — Рома укоризненно смотрит на меня сверху вниз. — Верить надо! Доверчивым быть не надо! Разницу ощущаешь? Нюансы чувствуешь? (Ох–хо–хоюшки...) Грех это! Маловерием называется! Ценность, она и есть ценность! Она уже не дробится, она и есть единица измерения твоей жизни! А тебе всякие физики мозги пудрят. Пусть сначала с понятием "черная дыра" разберутся, а то у них "горизонт событий" видишь ли. — Рома строго посмотрел на Тулупова. Тулупов хихикнул. — Горизонт, а там они уже не знают как...

— Ну что, отпустить тебя. — Рома задумчиво посмотрел на свои руки. Мы с Тулуповым дружно рявкаем: — Нет! (У каждого собственное основание.) Тулупов объясняет своё.

— У него еще кровь к голове не прилила, он ещё не думает. Подожди минуты полторы.

Роман, молча, соглашается. Я тоже соглашаюсь и тоже молча. Трудно  разговаривать вверх тормашками.

Я стою в беседке на голове. Вернее, даже вишу в воздухе, удерживаемый могучими Ромкиными руками. Ромка не стал ограничиваться мелочами и деталями гуманитарных предметов. Ромка объясняет мне основы гуманитарного мышления! Как Вы сами догадываетесь, опираясь на Бразильскую систему преподавания…

"Как здорово всё–таки, что у него руки такие сильные. По 3 кило каждая. По 5 тыщ паскалей на каждый палец... Мечта, а не руки. Да ещё сам весит центнер с хвостиком. Мечта, а не человек! Глыба! Человечище! Вот ведь повезло! Это вам не дохлый Тулупов! Тот бы уже давно уронил. Думай, Радик! Думай..."

— А я знаю общие основания гуманитарного и физического мышления в педагогике! — Тулупов  с Ромой переглядываются. — Общим является личный трагический опыт, базирующийся на бразильской методике преподавания.

Тулупов крякает, Ромка хмыкает и задумчиво чешет затылок правой рукой. (Хорошо, что у него левая   такая же сильная, как и правая.)

— Переворачивай, — говорит Тулупов. — Мыслительные процессы пошли. Так значит вот это и есть ваши гуманистические методы воспитания? Головой об бетонный пол?

— Я же аккуратно! Любя, можно сказать... Для его же пользы. Уж лучше его родной человек образумит, чем он в чужие руки попадет. Правда,  Радик? (А то...)

— Смотри, у него шишка на голове. По смелой гипотезе Паскаля, ум зависит от размеров мозга и, когда тот в процессе своего развития не помещается в черепной коробке, на голове образуются шишки. Шишка любви, дружбы,  и прочие, так что эту шишку можно назвать шишкой методологического мышления... Да, тогда получается, что господин Базарный интуитивно угадал: "Мысль – это деятельность хромосомы вынесенная во вне". Хотя, конечно, все гораздо проще. Мышление – это кровь (или другая какая–нибудь жидкость), прилившая, наконец, к голове, оросившая оголодавший мозг, и вынесенная во вне в виде методологической шишки. Кстати, думаешь твое радикальное гуманистическое средство поможет исправить его замутненное сознание? Завтра же шишка пройдет, а он все забудет.

— А мы не спешим никуда. Забудет – мы ему снова шишку сделаем. Методичность и последовательность – вот основные гуманитарные принципы.

— Да нет уж, если "брюнет играет лучше блондина"... И потом его предки всего 300 лет как с лошади слезли. Представляешь, какие у них хромосомы? Чего они во вне выносят. По теории биологического отбора, им бы ещё семь тысяч лет побороться за жизненное пространство, как некоторым древним народам, ну вот нам, "русским", например, глядишь и толк был бы.

Разговор о преимуществах брюнетистого генотипа над блондинистым в вопросах методологического мышления мирно развивается под звездным небом. Никаких особенных противоречий  не возникает, так как оба собеседника являются ярко выраженными брюнетами, и в целом абсолютно согласны с выдвинутым Остапом тезисом, а белобрысое и кудрявое детство Романа Геннадьевича уже давно в прошлом и никого не интересует,… мало ли какие несуразности происходят с человеком в юные годы. Главное, избавился ли человек от детских болезней белизны. Теперь же любой дальтоник может удостовериться, что Роман – типичный брюнет.

Пора.

Пора от них уходить. Уже не помогает. Больно. Уже и у них не получается. Я сейчас закричу. Осталось последнее средство – Наташа.

Есть такая замечательная игра, типично русская игра: "Если бы у меня был миллион..." Наташа владеет ею виртуозно. Она даже усовершенствовала её и теперь, когда нам грустно (или весело), мы делим не просто миллион, мы делим миллион долларов! Если вы считаете, что это так просто, попробуйте сами. Это игра вдумчивая, долгая, требующая сердечного спокойствия и умиротворенности души. А как Наташа делит! М–мммм! Это ж сказка, а не распределение финансов. Мне как раз нужна сказка! Сказка со счастливым концом.

Сейчас   пойду  и скажу: "Наташ, а если б у тебя был миллион?.." И буду слушать. Наташа устроится на кровати поудобнее и начнет делить. Себя, "любимую", и свою семью она, конечно, оставит напоследок. Во–первых, – это неприлично начинать с себя, во–вторых, – это так интересно: одаривать любимых людей и никого при этом не забыть, в–третьих, – это так здорово оставить самое вкусное на конец.

Через полчаса Наташа распределит первую сотню тысяч. Ещё через полчаса, когда  она дойдет до второй сотни, придет Рома и потребует отчёта о потраченных семейных средствах. Наташа с огромным удовольствием повторит статьи расходов. Рома, конечно же, всё утвердит, хотя с незначительными поправками и замечаниями (всё–таки он хозяин дома) и дальше они будут делить вместе, иногда споря, иногда хихикая и постоянно обращаясь ко мне.

— Радик, ты спишь? Радик, ты не спи! Ещё не всё...

Потом в перерыве открытого заседания бюджетного комитета по распределению нежданно – негаданно свалившегося на нас миллиона, они потребуют, чтоб я шел подслушивать и подглядывать за семьей Тулуповых. На что я "возмущенно" отвечу, что хоть я всего триста лет, как с лошади..., но мои природное благородство и генетическая порядочность… Семья Каменских обезоружит меня своим коронным доводом:

— Так мы ж любя... Ну иди давай, не ломайся.

— Вот ещё! Да я и так знаю, что там у них...

— Ну–ну! Рассказывай. Не томи.

— Ну, Света спрашивает у Вовки, зачем он Наташу обидел – Рому на пол уронил.

— А Вовка? Вовка, что отвечает?

— Ну, что никого он не обижал, так, пошутил немного.

— Ничего себе, — "заворчит" Ромка. — У меня вон синяки. "Да подожди ты со своими синяками," — прервет его Наталья. — "А Светка, ему что отвечает?"

— Что он дурак, и шутки у него дурацкие, и ведет он себя, как дите малое.

Рома аж застонет от удовольствия: "Какая мудрая женщина", и тут же получит тумак от Наташи. Потом они пошепчутся чуть–чуть, и Наталья спросит:

— Радик, ты спишь? Радик, ты не спи! А Тулупову, что подарим...

— Велосипед... Трехколесный... Переднеприводный...

Каменские хрюкнут, разовьют тему, обвесят велосипед дополнительными прибамбасами и утвердят в качестве неосновного подарка.

(Это продолжается уже пятый день. Пятый день все они внимательно следят за мной. Пятый день они грузят меня по полной программе, ни на секунду не оставляя одного. Пятый день они анестезируют боль и реанимируют душу.)

Сознание начнет путаться, боль стихнет. Стихнет наверное. Поплывут видения. Сны пока снятся старые, а значит хорошие. Никитка всхрапнет рядом. Я начну проваливаться, проваливаться ... И последняя   мысль скользнет по краю сознания

Боже! Храни их всех!
И я наконец засну.